Тот образ жизни, который вел Хольгер Карлсен во время войны превратил его в человека, не робеющего перед буквой закона, как большинство его соотечественников. И потому он, не медля более, снял с седла вьюк и развязал его. Он обнаружил там длинную, до колен, кольчугу, конический шлем с пурпурным плюмажем, стилет, кожаный пояс и толстый кафтан. Кроме того, несколько комплектов одежды: бриджи, рубахи с длинными рукавами, короткие туники и другие предметы старинного туалета. Часть одежды была из грубого крашеного полотна, другая — из обшитого мехом шелка. Разумеется, он уже не удивился, когда, обойдя коня, обнаружил висящие на седле щит и меч. Щит был прямоугольный, фута в четыре длиной, в новеньком полотняном чехле. Он снял чехол: стальная пластина на деревянной основе была с лазурным покрытием, и на ней — три красных сердца и три золотых льва.

Герб. Чей? Показалось, что он где-то его уже видел… Странно. Кто здесь собрался на карнавал? Он вытянул меч из ножен — длинный, двуручный, обоюдоострый, — с эфесом в форме креста. Низкоуглеродная сталь, профессионально определил он. Мда, так старательно не мастерят реквизит даже в кино. Странно. Он вспомнил мечи, которые видел в музеях. Средневековые предки не могли похвастать излишками роста. Этот же меч как будто был сделан специально по его мерке, а ведь его считали верзилой в двадцатом веке.

Папиллон заржал и попятился. Хольгер резко обернулся. И увидел медведя.

Здоровенный бурый медведь, по-видимому, заглянул сюда просто на шум. Он уставился на Хольгера Маленькими глазками, постоял с минуту и, удовлетворив любопытство, развернулся и убрался обратно в чащу.

Хольгер перевел дух. Сердце прыгало, как мячик.

— Не исключено, что где-то сохранился заповедный участок леса, — услышал он свой рассудительный голос. — Не исключено, что в нем сохранилось несколько ястребов. Но в Дании нет — это абсолютно исключено! — нет медведей!

Может быть, медведь сбежал из зоопарка? Бред!.. Скорее всего он сам свихнулся и у него начались галлюцинации. Или он видит сон… Нет, непохоже. Все слишком отчетливо и подробно: и пляска пылинок в луче, и запах лошадиного пота, и мха, и собственного тела. К черту! Как бы там ни было, во сне это или в бреду, все равно надо что-то предпринимать. В любой ситуации прежде всего нужно искать информацию и пищу, подумал он. Именно в такой последовательности — информацию и пищу.

Жеребец казался настроенным дружелюбно. Грех покушаться на чужую собственность, однако его нужда, безусловно, острее, чем у лица, которое так беспечно бросило здесь свое имущество. Прежде всего он оделся. Непривычный туалет требовал некоторой смекалки при облачении, однако все предметы, включая сапоги, странным образом оказались ему впору. Лишнюю одежду и оружие он снова упаковал и приторочил вьюк на прежнее место. Вставил ногу в стремя, уселся верхом. Конь фыркнул, сделал несколько шагов и вдруг остановился возле копья.

— Не думал, что лошади так умны, — вслух удивился Хольгер. — Ладно, намек понял.

Он поднял копье и поставил его концом на перекладину, свисавшую с седла рядом со стременем. Потом взял поводья левой рукой и чмокнул. Папиллон пошел.

Только проехав уже не меньше мили, Хольгер обратил внимание на то, что на удивление уверенно сидит в седле. Его опыт в верховой езде до сих пор исчерпывался несколькими неуклюжими попытками в прокатных пунктах. Он вспомнил даже свою шутку о том, что, если лошадь — это приспособление для сокращения расстояния, то проще сократить приспособление. Но откуда, скажите на милость, его внезапная симпатия к этому черному зверюге? Может быть, в его роду были ковбои?

Он предпринял попытку осмыслить технику езды, и сразу почувствовал себя неуклюжим деревенщиной. Папиллон фыркнул. Хольгер мог бы поклясться, что насмешливо. К черту! Подумаем о маршруте. Они продвигались по тропе, но лес вокруг был так густ, что езда верхом, да еще с копьем наперевес, была сильно затруднена.

Тропа шла на запад. Солнце клонилось к закату. На фоне багрового неба стволы деревьев казались обугленными. Нет, это невозможно: в маленькой Дании нет таких обширных заповедников! Или, пока он был без сознания, его переправили в Норвегию? В Лапландию? В Россию? К черту на кулички?.. Что ж, черепная травма могла лишить его сознания и на день, и на неделю, и на месяц… Нет, нет, для этого рана на голове слишком свежая. Он в сердцах сплюнул.

Но все его черные мысли вмиг испарились, стоило ему вспомнить о еде. Сейчас бы две… нет, три копченых трески и кружку холодного пива… Или по-американски — отбивную с косточкой в жареном луке…

Хольгер чуть не вылетел из седла: Папиллон резко встал на дыбы. Из-за темных стволов выступил лев. Хольгер остолбенел. Лев остановился, его хвост яростно заплясал по бокам. Раздался рев. Папиллон нервно загарцевал и стал рыть землю копытом. Хольгер заметил, что его рука сама подняла копье и направила его острием в свирепую морду.

Из глубины леса донесся протяжный волчий вой. Лев не торопился атаковать, а у Хольгера не было никакой охоты вести с ним дискуссию о правилах движения по лесным тропам. Зато Папиллон был настроен воинственно. Но Хольгер сильно натянул поводья и пустил сопротивляющегося жеребца по дуге влево, в обход льва. Когда лев остался сзади, Хольгер вытер рукой мокрый от пота лоб.

Они продолжали свой путь, и вскоре настала ночь. В голове у Хольгера как будто вертелась дикая карусель. Медведи, волки, львы… Где такие страны, чтобы эти звери жили бок о бок? В какой-нибудь глухой провинции Индии?.. Но в Индии, кажется, нет европейской флоры… Он попытался вспомнить что-нибудь из Киплинга, но ничего, кроме общих мест — «запад есть запад, восток есть восток» — не приходило в голову. Тут невидимая в темноте ветка хлестнула его по щеке, и весь Киплинг закончился чертыханьем.

— Кажется, эту ночь мы проведем с тобой под открытым небом, — сообщил он коню. — Давно об этом мечтал. А ты?

Папиллон — черная масса среди царства тьмы. _ уверенно шел вперед. До слуха Хольгера доносилось то уханье филина, то хриплый визг вдалеке, то жуткий вой… Что это?! Мерзкий хохот откуда-то прямо из-под копыт!

— Кто тут?! Кто это?!

Топот убегающих ног. Улетающий смех. Озноб по спине. Ладно, едем дальше. Ночи здесь довольно прохладные.

Внезапно небо над его головой взорвалось звездами. Хольгер не сразу сообразил, что они выехали из чащи на открытое место. Впереди мерцал огонек. Неужели жилье? Он пришпорил коня.

Когда огонь приблизился, Хольгер разглядел ветхое примитивное строение, стены которого были сплетены из ивовых прутьев и обмазаны глиной, а крыша покрыта дерном. Внутри горел огонь, светилось крохотное окошко без стекол. Хольгер остановил коня и облизал пересохшие губы. Сердце отчаянно, как будто он снова оказался лицом к лицу со львом, колотилось.

Самое разумное сейчас — остаться в седле. Он ударил в дверь древком копья. Дверь заскрипела и распахнулась. В дверном проеме на фоне тусклого света показалась черная сгорбленная фигура и каркнула скрипучим старушечьим голосом:

— Кто здесь? Кто пожаловал в гости к Матери Герде?

— Я, кажется, сбился с пути, — произнес Хольгер. — Не пустишь ли меня на ночлег?

— О, это рыцарь! Молодой и прекрасный рыцарь! Хотя Мать Герда совсем ослепла от старости, но хорошо видит, кто ночью стучит в ее дверь, хорошо видит! Сходи, сходи с коня, славный рыцарь, и располагай всем, чем богата бедная старуха, которая тебе искренне рада и которая в таких годах, когда нечего бояться греха, хотя и она знала другие времена, знала, знала… Но те времена кончились, увы, еще до того, как ты появился на свет, а теперь я совсем старуха, одинокая старуха, которая рада любой вести из большого мира, стучащейся к ней в дверь. Входи, отринь спасенья, входи, прошу тебя. Здесь, на краю света, ты не найдешь другого убежища.

Хольгер протиснулся в дверь. В хижине больше никого не было. Кажется, здесь он мог чувствовать себя в безопасности.